— Зейон, — фыркнул Йонг. — Он подходящий человек, но он их сторонник. Он не может осознать, что Служба — это больше, чем слепое повиновение приказам сверху; у нас моральный долг перед Сириусом, и задача Службы — следить, чтобы планета управлялась в соответствии с нерушимыми принципами чести, которыми руководствуется и сама Служба.

— Как Бигмен? — поинтересовался Лакки.

— Вполне прилично. Он выглядит несчастным. Странно, что такая странно выглядящая личность имеет более твердое чувство долга и чести, чем личность, подобная вашей.

Лакки стиснул зубы. Оставалось немного времени, и всякий раз, когда Йонг принимался рассуждать о потере чести Лакки, он волновался. Ведь отсюда был лишь шаг до вопроса, не имеет ли Лакки каких-либо шансов восстановить свою честь, а тогда они могли заинтересоваться истинными намерениями Лакки, после чего…

Йонг пожал плечами.

— Ну, ладно, я обязан сделать так, чтобы все было хорошо. Я отвечаю за ваше благополучие. И своевременно мы опустим вас перед конференцией.

— Постойте, наставник. Вы оказали мне услугу, вернувшись на Титан…

— Я ничего не сделал для вас лично. Я исполнял долг.

— Тем не менее вы спасли жизнь Бигмену и мне. Может так случиться, что по окончании конференции ваша жизнь, не исключено, окажется в опасности.

— Моя жизнь?

Лакки сказал озабоченно:

— Один раз я уже получил доказательство того, что Девур способен по той или иной причине решить отделаться от вас из-за риска, что сирианцы узнают о его драке с Бигменом.

Йонг горько улыбнулся:

— Его ни разу не было видно за все путешествие, он находился все время в своей кабине из-за лица. Так что я в достаточной безопасности.

— И все же, если вы посчитаете себя в опасности, сразу обратитесь к Гектору Конвею, шефу Совета Науки. Клянусь, он примет вас как политического изгнанника.

— Думаю, вы говорите из добрых побуждений, но мне кажется, что после конференции именно Конвей будет нуждаться в политическом убежище. — И Йонг отключил связь.

А Лакки посмотрел вниз на мерцающую Весту и грустно подумал о том, что в конце концов шансов в пользу предположений Йонга значительно больше.

Веста — один из крупнейших астероидов. По размеру она была меньше Цереры, которая имела в диаметре более пятисот миль и считалась великаном среди астероидов, но благодаря своей двухсотпятнадцатимильной окружности Веста попадала во второй класс астероидов вместе с Палладой и Юноной.

С Земли Веста казалась самым ярким астероидом из-за того, что ее оболочка состояла в основном из карбоната кальция, в то время как другие астероиды были покрыты более темными силикатами и металлическими окислами.

Ученые много размышляли об этом странном отклонении ее химического состава (о чем они не подозревали до недавней высадки на нее; до этого древние астрономы полагали, что Веста лежит под слоем льда или замерзшего карбона диоксида), но не пришли ни к какому выводу. Принимая во внимание эту особенность, ее называли «мраморным миром».

«Мраморный мир» служил базой для космических кораблей, начиная с первых дней битвы с космическими пиратами пояса астероидов. Естественные пещеры под ее поверхностью были расширены и герметизированы, и там хватало места для размещения кораблей и для хранения двухлетнего запаса провизии для их команд.

Теперь база более или менее устарела, но с небольшой реконструкцией пещер она могла представлять (и представляла) наиболее подходящее место для встречи делегатов со всех концов Галактики.

Внизу находились склады с продовольствием и водой, там же были и предметы роскоши, в которых пилоты не отказывали себе. Пройдя через мраморную поверхность и оказавшись внутри астероида, вы не могли отличить местную обстановку от интерьера превосходного земного отеля.

Делегация Земли, как хозяева (Веста считалась территорией Земли; даже сирианцы не могли оспорить это), занималась размещением гостей. Во всех номерах имелись приспособления, позволявшие регулировать в них давление и создавать атмосферные условия, к каким делегаты привыкли. Делегаты с Уоррена, к примеру, имели, номера с кондиционированным воздухом, умеренно охлажденным в соответствии с прохладным климатом на их родной планете.

Больших осложнений не произошло и с делегацией от Элама. Этот маленький мир вращался вокруг красной карликовой звезды. Окружающие условия были таковы, что никому и в голову не могла прийти мысль о возможности процветания там человеческих существ. Неутомимая человеческая изобретательность сумела преодолеть его существенные недостатки.

Нехватка света мешала земным растениям развиваться там как следует, тогда использовали искусственное освещение и вырастили особые породы растений, так что зерно Элама и его сельскохозяйственные продукты были высшего качества, которое вряд ли можно было превзойти где-либо в другом месте Галактики. Процветание Элама базировалось на его сельскохозяйственном экспорте, и в этом другие миры, более защищенные природой, не могли с ним состязаться.

Видимо, в результате слабого света эламского солнца у эламитов не было биологической защиты — кожной пигментации. Жители его обладали чрезвычайно светлой кожей.

Глава делегации Элама, например, был почти альбинос. Это был Агас Доремо, на протяжении более тридцати лет признанный лидер нейтральных сил в Галактике. По каждому вопросу, который возникал между Землей и Сириусом (последний, конечно, представлял экстремистские силы Галактики, выступающие против Земли), он стремился сохранить между ними равновесие.

Конвей и на этот раз рассчитывал на то, что Доремо сумеет его сохранить. Он вошел в номера, предназначенные для эламитов, с дружелюбным выражением лица. Стараясь избежать излияния чувств, он сердечно пожал всем руки. Он сощурился в слабом красноватом свете и взял стакан эламитского напитка.

— Ваши волосы тоже стали совсем белыми, с тех пор как я видел вас, Конвей, такими же белыми, как и у меня, — заметил Доремо.

— Прошло много времени с нашей последней встречи, Доремо.

— Значит, они побелели не из-за событий последних месяцев?

Конвей печально улыбнулся.

— Это оказало бы свое воздействие в том случае, если бы они были темными.

Доремо кивнул, продолжая потягивать напиток.

— Земля сама поставила себя в такое неприятное положение.

— Это так, и все же по всем правилам логики Земля права.

— Да? — уклончиво молвил Доремо.

— Не знаю, много ли вы размышляли, прежде чем поднять этот вопрос…

— Достаточно много.

— Не хотите ли вы обсудить его предварительно…

— А почему бы и не обсудить? Сирианцы уже были у меня.

— Ах! Уже?

— Я останавливался на Титане по пути сюда. — Доремо покачал головой. — Они устроили там отличную базу, насколько я мог заметить; они сразу же снабдили меня темными очками — как ужасен этот голубой свет Сатурна, который, конечно, так вреден для зрения. Вы должны доверять им, Конвей; они делают замечательные вещи.

— И вы решили, что они имеют право колонизировать Сатурн?

— Мой дорогой Конвей, я знаю только одно — я хочу мира, — твердо произнес Доремо. — Война никому не принесет добра. Ситуация, однако, такова: сирианцы овладели системой Сатурна. Как можно вытеснить их оттуда, не прибегая к войне?

— Существует только один путь, — проговорил Конвей. — Если другие внешние миры уяснят, что они должны рассматривать Сириус как агрессора, то Сириус не сможет противостоять всей Галактике.

— Ах, но каким образом можно убедить внешние миры голосовать против Сириуса? — спросил Доремо. — Многие из них, уж простите меня, пожалуйста, традиционно относятся к Земле с подозрением, к тому же они скажут, что система Сатурна была необитаемой.

— Но это была явная оккупация, после того как Земля первой признала независимость внешних миров, как результат гегелевской доктрины, согласно которой способной к независимости следует считать лишь систему, не меньшую, чем звездная система. Когда мы говорим о неоккупированной планетной системе, то подразумевается, что она является частью неоккупированной звездной системы как целого.